Поиск по сайту

      Есть в Курской области дивное место, - тихое, благодатное. Спрятано оно среди дорог и деревень старинного русского края. Село Муравлево. Именно здесь, на высоком холме, у подножия которого течет извилистая река Сейм, на старинном полузабытом кладбище покоится Божия старица - схимонахиня Мисаила. «Когда я умру, - говорила она, - и вам будет тяжело, приходите ко мне на могилку, я всегда буду там с вами».
     Вот уже более 40 лет минуло со дня ее блаженной кончины, но, как и прежде, со своим горем и бедами идут и идут к ней, к этому святому месту люди со всех уголков России, получая исцеление болезней и избавление от бед...
     Родилась будущая схимонахиня Мисаила, в миру Матрена Гавриловна Зорина, 6 ноября (ст. ст.) 1850 г. в селе Муравлево Курской губернии. Детство было тяжелым. Оставшись в возрасте 6 лет вместе с сестренкой сиротой, она вынуждена была скитаться по людям. По решению местных властей, двух сироток каждый двор села должен был брать к себе по очереди на сутки. Очень скоро младшая сестра умерла, а юная Матренушка так и скиталась до 17 лет. Затем жизнь ее стала вдвойне тяжелей, а страдания увеличились.
     Настоящие мучения начались, когда по решению той же власти ее выдали замуж за молодого, красивого, богатого... инвалида. Его невеста-красавица отказалась от него: накануне намечавшейся свадьбы Василий поднял какой-то тяжелый груз, повредил позвоночник - и у него отнялись ноги. Всю злость и обиду выместил он на беззащитной сиротке. Она не имела права войти в дом, пока не позовут. Летом спала в сарае, в сенях, зимой на кухне. Вся тяжелая работа ложилась на ее плечи. Кроме дневных работ, она должна была еще и по ночам на плоту перевозить людей через широкий и полноводный Сейм. Матрена не имела права даже помолиться в доме; молилась и клала поклоны, спускаясь в погреб. Только молитва помогала ей переносить все муки. Она хотела умереть, но Господь Бог судил иначе. Умер муж, и в 32 года, поручив сына свекрови, она пешком, через Киев, Одессу, Турцию отправилась в Иерусалим с желанием постричься в монахини.
     Перед самым постригом матушке Мисаиле приснился сон, в котором к ней был голос: «Вернись на Родину, ты там нужна». Сон повторялся трижды. С благословения священника иерусалимская послушница возвратилась в Россию, в родное село. Поселилась матушка с сыном в домике, подаренном свекровью.
     Спустя несколько лет она заболела, чем и как - долго не помнила. Очнулась, пришла в сознание (как будто от взрыва) уже в гробу. Псаломщик читал над «усопшей» Псалтирь. Когда она из гроба опустила ноги, чтец в паническом ужасе убежал (его насилу отыскали где-то за деревней). В святом углу, как бы в облаке, похожем на туман, матушка Мисаила увидела Матерь Божию, какой ее изображают на иконе «Троеручица».
     Пресвятая Богородица обратилась к ней: «Милая Моя! Много ты перестрадала, много ты претерпела. А теперь где ты будешь, там и Я буду, где твоя нога ступит, там и Моя будет». Что еще говорила Божия Матерь матушке Мисаиле, для всех нас останется тайной, но в тот день получены были от Царицы Небесной дар прозорливости, дар исцеления больных молитвами и травами, и особый дар давать исчерпывающий совет в трудные для человека минуты. После пробуждения от «смерти» матушка Мисаила приняла монашество...
    Божий дар проявился сразу после видения Пресвятой Богородицы. У соседа увели лошадь, и старица указала точное место, где он сможет ее найти. О матушке заговорило село. Со временем она стала известна в соседних селах, в Курске, а там молва о курской старице стала расходиться и по всей Святой Руси; к ней стали приходить, приезжать люди.
    «Как было легко и отрадно на душе в ее домике, в маленькой убогой кухоньке, - вспоминает внучка схимонахини Мисаилы раба Божия Л. - Там с ней была благодать, ведь в душе бабушки всегда были мир, покой, радость, за все благодарение Богу. Ее глаза излучали любовь и радостный восторг, порой скорбь. Она никогда не жаловалась, что зимой у нее - около печки! - замерзает вода, что порой, когда остается кто на ночь, ей нечего постелить, даже на скамейку. А отец Михаил, помогавший бабушке, если оставался, клал под голову березовый пенек... Никогда и никого бабушка не осудила. Все покрывала добротой. Бабушка без тени обиды рассказывала мне о своем муже. За всю жизнь я не услышала от нее ни одного слова осуждения. Ни о ком. Наоборот, она всегда старалась оправдать человека, смягчить неприязненное отношение к нему ближнего. Не могу передать, какая это была сила: не судить никого, никогда не говорить о людях ничего плохого.
     Крепость характера сочеталась с поразительным смирением и кротостью сердца. Она любила людей и помогала им, любила детей, всегда старалась чем-нибудь порадовать их; любила все живое, любила смотреть на цветы, радовалась звездному небу. Всех она радушно принимала. Встречая людей, приехавших из города, она восклицала: «Птички мои прилетели!» Ночью ли, утром ли рано, поздно ли вечером всех приютит, накормит, утешит.
     Сколько пролито в ее кухоньке слез, сколько побывало там людей, сколько утешено сердец и подано надежд! Сколько раз она оказывала незримую помощь людям! Даже когда приехала к сыну в Харьков, где он вместе с семьей жил после советской ссылки, когда люди умирали на ходу от голода, бабушка, получив свою порцию хлеба, тайком носила хлебушек одинокой женщине. Только впоследствии эта женщина рассказала мне, как спасала ее жизнь бабушка.
     Люди к ней шли, ехали, прилетали из Риги, Ленинграда, Евпатории, Обояни, Москвы, не говоря уже о близлежащих городах и селах. Но сколько «волнений» приносили эти люди районному прокурору и местной власти! Они пытались разогнать людей, запугать их и бабушку, но бабушка отвечала: «Я никого не зову, их зовет горе, и я не могу не принять их».
     Никогда ничего не просила она у людей, а если получала что от одних, сразу же помогала другим. Много получала ежедневно писем, в каждом было горе, в каждом был вопрос: «Что делать?» Отвечала бабушка вечерами, проводив людей, всем. «Секретарем» была мама - ее невестка.
     Писал из Симферополя и Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий). Прислал бабушке свою фотографию. Письма хранить не могли, после ответа сжигали. Тесную связь бабушка поддерживала с женским монастырем г. Курска, но особенно любили и ценили ее в Глинской пустыни, которая славилась высоким духом иноческого жития.
      Она продолжала поддерживать тесную связь с Иерусалимом, откуда в с. Муравлево приезжали монахи, и домик бабушки в народе стали называть «монахов дом». Из Иерусалима же монахи привезли ей икону Божией Матери «Троеручица».
      Молилась бабушка утром вслух, но недолго, а по четкам она молилась каждую свободную минуту. Часто клала поклоны. Даже иногда, оставив посетителей, она приходила к нам помолиться: положит поклончики и опять к людям. Вечером я заставала ее одну, горячо молящуюся, безмолвную, углубленную в свою молитву. Всех, кто посещал бабушку, ждал одинаково теплый прием: нищего или колхозника, или жену секретаря обкома, которая всегда приезжала на машине ночью, и никто не знал об этих визитах, о чем шла у них речь.
     К бабушке шли за советом, и она отвечала кратко, никогда не повторяясь. Прежде чем дать совет, она молилась и смотрела на икону Божией Матери.
     А сколько побывало у нее после войны душевно надломленных людей: и девушка, которую отец, не узнав, ударил прикладом по руке, чтобы отнять у нее чемодан (она возвращалась из Германии), и ей ампутировали руку; и жена полковника, скорбящая о том, что ее муж снял с мертвого ребенка фартучек, в котором осталась надрезанная детскими зубками морковка; и бывший офицер, которого после боя спас немец, перевязав ему раны и дав выпить из своей фляжки коньяк, а он застрелил немца из-за золотых часов, но только сам поднялся, как попал под шальной снаряд, который оторвал ему руку с часами; и офицер, который в г. Дрездене на трамвайной остановке снял с немки котиковую шубу, и ее молчаливый укор преследует его везде; и много, много других несчастных людей - все они приходили к бабушке за помощью, за врачеванием своих душевных надрывов. И она молилась за всех.
     В Харькове, где мы жили, никто из нас никогда никому не рассказывал о бабушке, но не успела она к нам приехать, как один полковник пригласил ее в свой дом к шестилетнему сыну, не ходившему на своих ножках от рождения. И бабушка вернула ему здорового ребенка, со здоровыми ножками. Каждый год они приезжали к бабушке в с. Муравлево. Мальчик всегда садился на скамеечке у ног бабушки, обнимал ее ноги с любовью и повторял: «Моя бабушка, моя дорогая бабушка!» Где он теперь, я не знаю. Встретила их перед нашим домом за год до смерти бабушки, в 1952 году...
    Как жила бабушка скромно, никому не надоедая, всех любя, всем помогая, - так и умерла - спокойно, скромно и красиво, никого не утомляя. За месяц до смерти она сказала: «Сынок мой еще 5 лет после моей смерти поживет». Папа умер в 1958 году.
     Сколько людей приходило проститься с ней! И из соседних сел, и из городов, и как быстро весть о кончине бабушки дошла до людей! Спокойно и торжественно прошли ее похороны. На похоронах были три священника и монастырский хор. Люди несли ее гроб до церкви на своих руках, каждый старался хотя бы только коснуться рукой крышки гроба. Некоторые шли согнувшись под гробом от самого дома до церкви. Людей было столько, что даже газета «Курская правда» выразила свое «соболезнование», правда, несколько необычным образом: «...как допустили такие грандиозные похороны какой-то старушки».
     Образ бабушки не изменился во мне за многие годы, промелькнувшие и при ее жизни, и после ее смерти. Все делала она с помощью Божией, с молитвой в сердце, всегда жила в радости. И многих, кто видел ее и общался с ней, охватывала радость. Воздух в ее домике был наполнен какой-то особенной благодатью умиротворения. Люди это чувствовали и уходили от нее утешенные и умиротворенные. «А Муравлево прославится, - очень часто говорила бабушка, - только своих уже не будет».
     Не зарастает тропинка к ее могиле и по сей день. Она зовет всех страдающих: «Приходите, я буду здесь с вами и буду молиться за вас». И люди идут и получают утешение и исцеления.

Данная статья опубликована на сайте православной газеты "Благовестъ" www.cofe.ru/blagovest